Петр Киле - Таинства красоты [Стихи и поэмы о любви]
2009
ЧАСТЬ III СОНЕТЫ
Предисловие
Известно, сонеты - это стихотворения в 14 строк с весьма изощренной рифмовкой, при этом патетической тональности в выражении чувств, чаще любовных, и мысли. Здесь явно заключено противоречие. Недаром эта форма кажется искусственной у многих поэтов.
Но прибегал ли Петрарка к изощренной рифмовке? Он просто пользовался особенностями итальянского языка. Сонет и у Шекспира предельно прост. Ничего искусственного, свободное высказывание, непрерывный монолог поэта в драме его жизни. Нередко и речи персонажей у Шекспира обретают форму сонета без рифмы, а где-то и с рифмой.
Словом, существует особая внутренняя форма поэтического высказывания чувства или мысли, что нашло внешнее выражение в сонете, с ограничением числа строк и с той или иной рифмовкой. Здесь главное - внутренняя основа поэтического высказывания особой тональности. Если это есть, есть и сонет. Но самая изощренная конструкция стихотворения в 14 строк не создает еще песни души особой тональности.
Посвящение
В высоком чистом небе тают облака.
Переливаясь и журча, бежит река,
И берега, охваченные зноем,
Как в детстве, веют негой и покоем.
На всем печать иль думы, иль мечты,
Блистающего взгляда красоты.
Что ж день преображен моим воспоминаньем?
Или природа ведает познаньем,
Как женщина, ее же тайн и грез,
Одаривая нас кустами роз?
И мир претерпевает обновленье.
Здесь таинство. Примите посвященье,
Как ныне я
Пред вечною загадкой бытия.
I
В прогулках бесконечных в даль времен
Прошла вся юность, точно сон.
За лирикой Серебряного века
Открылась мне эпохи новой веха,
Как сад цветущий, весь в росе.
О серии новелл или эссе
Мне грезилось, как впал в моральные исканья,
Придумав лишь себе же испытанья
При свете исчезающей звезды,
Чтоб пробудиться в час беды.
Теперь не до сентенций.
На новом рубеже столетий,
Воспомня сны и грезы, воспою
Из юности заветной песнь мою.
* * *
Я рос в глуши лесов, в дали времен,
Где синей цепью гор означен небосклон,
Как знаками далеких континентов, -
Так простиралась предо мною вся планета.
В ту пору книжка детская попалась мне,
С кентавром на обложке. Помню, как во сне.
Без навыка читать свободно, с увлеченьем,
Что я успел прочесть? Но с трепетным волненьем
Заметил я поверх высоких облаков
Присутствие богов,
Могучих и ужасных,
Богинь, пленительно прекрасных,
С Олимпа весело взиравших на людей,
Как мой отец из памяти моей.
* * *
Струился свет с небес, купались облака,
И нимф влекла к себе река.
То девушки собрались стайкой
За дальним лугом как бы втайне.
А за кустами спрятался сатир
С ухмылкой горделивой, из задир.
То был еще юнец, беспечный волокита.
Над ним превесело смеялась Афродита.
А день все длился, будто вечен он.
Зевс-Громовержец, Гера, Аполлон,
Другие боги на веселом пире,
Мне мнилось, возвестят о вечном мире.
Душа наполнилась таинственной мечтой.
Все в мире просияло красотой.
* * *
Вблизи села я помню местность Край Земли.
Хотя к нему тропинки нас вели
И далее, а все ж вселяло то названье
В душе моей тревогу, как преданье
О небе, что на Землю упадет,
И все живое на Земле умрет.
О, как пугался я, прознав о смерти рано.
Как! Все умрут? И я? Прекрасно.
Теперь я знал, что предпринять.
Пойду на Край Земли и стану, как Атлант, держать
Я небо на плечах, а жизнь земная
Вновь потечет от края и до края,
С трудами и весельем в череде времен,
С пожарами и войнами племен.
* * *
Собрались мы из дальних деревень
В селе большом в один прекрасный день.
Здесь было много русских, я впервые
Воочию увидел: мы в России!
Две родины: большая, малая сошлись,
В судьбе моей переплелись.
Язык я знал неведомо откуда,
Как дети, но не в том таилось чудо.
В учительницах я улавливал черты
Богинь, знакомых мне, и новые мечты
С их женственностью милой сопрягались,
Как будто тайн души моей они касались,
Влекущих, стыдных, научая быть
Достойным и одно прекрасное любить.
* * *
Есть странные растения - хвощи
И плауны, не то, что бы не хороши;
Растут они в воде иль на болоте,
В местах, где не заметишь бабочек в полете.
Я в детстве их бежал, как от стыда,
И в том бы не признался никогда,
Когда бы не узнал, что то - реликты,
И ими были воды и земля покрыты,
Пока цветковые на смену не взошли.
Для украшения Земли?
Учительница, о, она сошла б за Флору,
Кивнула важно мне с улыбкою во взоре.
С тех пор за истину я чту:
Природа исстари творила красоту.
* * *
Еще зимой нежданно снег подтает,
И солнце, грея горячее, просияет,
И в воздухе повеет новизной
И побежденной стариной.
И осень приносила мне приметы
Начала новой жизни. Как барчук одетый,
Проехав пол-планеты,
Я, сирота, однажды вдруг предстал не где-то,
А в центре Ленинграда, как в мечте
Родиться снова - в красоте.
И мир открылся мне старинный,
Как скифу древние Афины,
В извечной новизне,
С сияньем чистым неба по весне.
* * *
Пришедший школьником впервые в Эрмитаж,
Застывший мир старинный,
Не очень удивился я, как юный паж
Времен Екатерины,
Что понаслышке роскошь эту знал,
Хоть мал, а был удал.
Что вынес я из первых посещений?
В игре беспечной детских чувств
Не ведал, как свесветный гений
Открыл мне храм искусств.
Ведь такова от века младость,
Вы помните, друзья,
Для детства новизна, как радость,
Отрада бытия!
* * *
Высокой живописи пышный пир!
Надеждой странною влекомый,
Входил я в Эрмитаж, как в мир,
Мне исстари знакомый,
Из детства моего,
В чем ощущал я торжество;
Средь публики многоязыкой
Бродил с беспечною улыбкой.
И боги Греции всходили вновь...
Все тайна и любовь,
Что всех влечет от века -
И Запад, и Восток , -
Как счастья чаемая нега
Или бессмертия залог.
* * *
Здесь в страствиях провел я годы,
Претерпевая грусть и тяжкие невзгоды,
Моральною рефлексией томим,
Безмолвный, точно мим,
Средь публики разноязыкой,
Столь временной, как тени, зыбкой,
Сходящей где-то ныне в мир иной
Безвесною толпой.
О, Время! Сохрани хоть наши чувства,
Как сны
Весны,
В отсветах пламени искусства.
Иначе, что ж, музей -
Всего лишь мавзолей?
Лоджии Рафаэля в Эрмитаже.
Высокий узкий коридор
Вдоль окон сада,
Всего лишь переход куда-то,
Но если вдруг поднимешь взор
На стены, на плафоны,
Восходят словно небосклоны
Мифологических времен,
С идиллией пастушеских племен.
И тут же завитки, виньетки и узоры
Со всем богатством фауны и флоры,
Природы вещей письмена,
Как жизни радость и весна.
Весь мир в высоких сводах
Гармонией пленительной воссоздан.
* * *
Я шел осенним лесом над Амуром,
Далеким, словно древний Муром,
Вернувшись много лет спустя
В родные, вешние края.
Земная ширь, как в поднебесье, -
На всем и дума, и веселье.
Берез высоких женская краса
И стать мужская сосен, -
В них память отшумевших весен
Сияет, как роса.
Я шел осенним лесом, внемля
Гармонии тишайшей бытия,
Как в сводах Рафаэля.
О, милые, заветные края!
* * *
Прощай, о, юность! Ты была, была,
Была наивна и светла,
Но не скажу я, скоротечной,
А как весна, предвечной.
Впервые повстречалась мне
На берегах Невы, где, как во сне,
Я школу посещал у Невского и Мойки,
Воображая все прыжки и стойки,
Живя гимнастикой, как юный грек,
Во красоте каналов , рек.
Призванье мысля не в атлетах,
Но также отнюдь не в поэтах,
Мужая, много я ошибок совершил,
Всю жизнь, казалось, упустил.
* * *
Пришла любовь, и ночь, как день, была светла.
С картины Боттичелли милая моя сошла,
С “Весны” или “Рождения Венеры”,
В призвание нежданное мое поверив.
И юность возвратилась, как весенний пир;
Впервые я писал стихи, влюбленный в мир.
Избалованный щедрыми дарами,
О, юность, ты прости, боюсь, я не сумел
Взирать на мир счастливыми глазами,
Творить с чудесной силой, - не успел,
Как впал в хандру, в мучительные думы
О суете сует, и сирый и угрюмый,
Бродил, как тень, среди живых,
В их притязаниях убогих и нагих.
* * *
Я помню Ленинград в границах прежних,
Классических времен.
В лучах зари и в грезах безмятежных,
Объятый тишиною, возникает он.
Пустынны улицы, сады и парки,
Как бы дождем умытые с утра.
А в горожанах свежесть, словно Парки
Забылись сном, и всюду детвора,
И юность чистая мелькает стайкой,
С улыбкой, с речью нежной, без утайки
Всю прелесть жизни излучая в дар, -
В душе моей волненья жар
И ныне пробуждается отрадой -
Всесветной тишиною Ленинграда.
* * *
Все высшее на небе, на земле от века,
Все лучшее, что важно так для человека,
Застал я здесь, не ведая о том еще.
Весь светел, без туманов и трущоб,
В войну не побежденный,
С блокадных лет вновь возрожденный,
С породой новою людей
Меня он встретил лаской, как детей
Среди родных охотно привечают,
Поскольку добрых всходов ожидают.
Откуда я и кто? Улыбка, нежный взгляд...
Досадно даже, все же горд и рад.
В деревне так бывало, в детстве раннем,
И рос я, зла не зная, добр и раним.
* * *
Судьба свела нас в танцевальном классе.
Я издали следил, как ты кружилась в вальсе,
Не смея подойти, столь странный, как сатир,
Что нимфу повстречал, придя на пир.
Сатир хотя и стройного сложенья,
С копытцами - достоин сожаленья,
Когда с ним нимфа, женственность сама, -
Нашла кого свести с ума.
Но в таинствах любви возможны превращенья
И новые рожденья.
Вочеловеченья возжаждал он,
Его мольбы услышал Аполлон.
Ведь нимфа знала муз из свиты бога света,
И те ей обещали в спутники поэта.
В Царском Селе. 1
У озера, где всюду тень поэта
Являлась нам, в сияньи вод и света,
Мы обнаружили пещеру нимф.
В святилище вошли мы вслед за ним.
Он принял нас за Дафниса и Хлою
(О них впервые слышал я, не скрою).
- “О милые друзья, - приветствовал он нас. -
Чудесный отдых ожидает вас.
Невинный, вы еще, как дети,
Но ваша слава не потонем в лете.
Купайтесь вволю вы вдвоем,
Счастливые в неведеньи своем”.
Там был источник освященный,
Из моря чудно освещенный.
2
Нагие, мы купались не без страха в нем,
Всплывая то и дело из глубин времен,
И зрели мы картины там вдоль стен пещеры:
Чудесное рождение Венеры;
Гефеста-кузнеца, как в сети он поймал
Новорожденную, и тут же в жены взял;
И с таинством веселого зачатья
Природа осветилась вся от счастья;
Рождение Амура в тайне от богов
Среди зверей и птиц, в тени лесов...
Сошедшего в аид Орфея,
Иль “Обручение Марии” Рафаэля,
С пустынным храмом в вышине,
Куда вошли мы, как во сне.
* * *
Прелестна в платье тайна красоты.
В моих объятиях вся ты.
И стыд, и нега, и любовь таились
В изгибах тела, - мы равно дивились,
Как женственность причудливо мила.
А ночь была, как день, светла.
Влюбленный уж без памяти, я жажду счастья.
А ты в сомнениях нежна, полна участья.
Как сладостно волнение в крови
При муках счастия любви.
Иль это восхожденье,
Как на кресте,
И новое рожденье
Во красоте?
* * *
У нас был ранний брак, к тому же тайный,
В чем проступает смысл, как смерти ранней,
Каков был брак Амура и Психеи, - Феб
Предугадал веление судеб.
Психея отдана чуловищу и смерти,
И нет печали горьше той на свете.
Здесь таинство; в него вовлечены,
Какие бедствия и гибельные сны
Мы пережили, и разлуку злую,
Продлись она, быть может, роковую;
И юность вновь, ее невинные грехи -
Совсем нежданные мои стихи...
Кто ведал, вновь представ студентом,
Явлюсь, по воле Феба, я поэтом.
* * *
Мне в имени твоем все слышится Эллада,
Хотя ему ты с детских лет не очень рада,
Быть может, ласкою родных обойдена, -
О, дивная, волшебная страна!
Росла ты неприметной. Мир уединенный
Твой цвел, как ландыш потаенный,
Мной найденный среди пырея и вьюнков,
Идея красоты классических веков.
Была ты мне женой и самым верным другом,
Хотя, бог весть, каким я был супругом.
Но музы знали, я служил тебе
Всечасно, преданный своей судьбе,
Таинственной, неведомой доныне,
Как милое твое же имя.
* * *
В твоем присутствии или в разлуке
Я постигал чрез творческие муки
И тайну женственности, и уз,
Что связывают нас и милых муз,
Твоих сестер, как Данте в Беатриче,
Чтоб вознести ее, смотрите,
До высших райских сфер,
Петрарке горестный пример.
Ветшает и загробный мир. Нас не прельщает
И Рай. Неведомо, что нас там ожидает.
Что ж остается нам? Поэзия одна.
Ведь вечно юной пребывает лишь она.
Туда, мой друг! Мы в ней пребудем вечно,
И наша жизнь продлится бесконечно.
* * *
Проснувшись, ты с улыбкой засыпаешь вновь,
Вся нега красоты и вся любовь,
“Венера” Тициана иль Джорджоне, -
Весь мир передо мною, как в тумане тонет,
Сияя утренней звездой.
Воспоминания восходят чередой -
Зарницы грез и новых знаний,
Волненья, стыд несбышихся желаний, -
Вся жизнь и утро, утро дней.
А небо на востоке все ясней.
Пора, вставай! У Музы завтрак на столе.
И ей на лекцию. Я снова на Земле
С ее зарей в полнеба,
С прекрасным городом, во славу Феба!
* * *
Я выбегал к Неве, где не было гранита,
И берег, как в селе, земля изрыта
Дождями и водой, с полоскою песка;
К мосту стремительно неслась река.
С Литейного вступал я в мир старинный,
Всегда таинственно пустынный.
И мимо Эрмитажа на Дворцовый мост,
Где я оглядываюсь, словно здесь мой пост.
Так некогда ходил я в Университет
И в дождь, и в снег, рассеянный поэт,
Взволнованный и тихий, как в музее,
Что с небом на заре все ярче и светлее,
Весь упоенный грезами, мечтой
И города всемирной красотой.
* * *
О, Летний сад! Я вновь приветствую тебя,
Как детства милые, предвечные края.
Приветствую твои таинственные сени,
Приют богов и муз, и стольких поколений,
Что здесь прошли преважно иль смеясь,
И стар и млад в загробный мир сойдя в свой час.
Я некогда вступил в твои пределы юным
И ныне внемлю отзвучавшим струнам.
Как солнца яркий луч
Ликующе пробьется из-за туч,
Отрадой мне повеяло небесной
От мифов Греции чудесной.
Лишь боги вечны, полны юных чувств,
Волшебные создания искусств.
* * *
Бесплодной жизнью духа утомленный,
К прекрасному весь устремленный,
Я здесь бродил, всесилья красоты
Улавливая всюду знаки и черты.
Деревья и листва,
Меж ними синева.
Вокруг прекрасный город, солнцем освещенный,
И остров-сад уединенный,
Как в роще посвященный музам и богам
Античный храм.
Или, как сцена, где актеры мы,
Взошедшие едва на свет из тьмы,
Уж время наше истекает,
Как сад пустеет на закате.
* * *
“Божественной комедией” впервые здесь,
Под сенью вековых деревьев сада,
Я зачитался и, сходя по кругам Ада,
В края родные уносился весь.
Все впечатления в мои младенческие годы
От дней, ночей величественной природы,
От мифов и сказаний старины
Вдруг ожили во мне, как сны,
Иль страхи, что поныне будят слезы,
Иль первые пленительные грезы
О счастье, о любви - из детства моего,
Сродни по тайному значенью
Поэта странному виденью.
Поэзии чудесной волшебство!
* * *
Какая связь меж Адом и годами детства,
Когда природа впрямь - таинственное действо?
Между Чистилищем и юности порой,
Когда душа стенает мировою скорбью?
Меж Раем в небесах и первою любовью,
Привнесшей в сердце вечный идеал и строй?
Свершилось чудо: чтоб не быть обузой
Любовь и вера обернулись Музой,
И Данте сотворил жестокий мир, как Бог,
Велик, прекрасен и убог.
И лишь поэзии ярчайший свет
Сквозь потрясения веков и лет
Сияет, как сверхновая звезда, на удивленье,
Все мироздание взывая к Возрожденью.
II